– Позвольте начать с нескольких вопросов личного свойства. Почему выбрали именно профессию хирурга?
– Я человек активный. Хирургия - это среда, которая соответствует моему складу характера, а когда склад характера сочетается с профессией, что очень важно, тогда получается положительный результат.
- Не подсчитывали, сколько всего операций Вы провели? Помните ли Вы свою первую операцию?
- Я, честно говоря, никогда не считал и считать не собираюсь, но, думаю, больше тысячи. Свои первые операции не помню.
– Не запомнились?
– Больше запомнил, наверное, не столько операции, сколько первые смерти на вызовах, когда на «Скорой помощи» дежурил. Конечно, у меня была возможность вызвать бригаду интенсивной терапии. Она приезжала, помогала, но, когда бригада разводила руками, я понимал, что не справился. Это особенно тяжело, это меняет мироощущение…
– В какую сторону?
– Ты начинаешь еще более усердно учиться, ты начинаешь больше читать. Если в стационаре мы работаем в окружении только своих близких людей, то на «Скорой помощи», к сожалению, человек работает в окружении сторонних людей, иногда близких родственников пациента. Они видят все, что ты делаешь. Здесь уже сфальшивить невозможно. И ты начинаешь понимать ощущения окружающих.
- Можно ли утверждать, что хирурги как никто из врачей понимают всю хрупкость человеческого организма - в силу специфики своей работы?
Не только хирурги, но и анестезиологи-реаниматологи, и люди, которые работают в бригаде интенсивной терапии, на той же самой «Скорой помощи», акушеры… Всех, кто отвечает за человеческую жизнь, за рождение человека, его воскрешение, можно отнести к этой категории.
Хирургическая операция – это стресс?
– Каждая операция – это определенный стресс. И проходных операций не бывает. Можно сделать 100-200 операция без осложнений, а на 201-й, на 202-й получить даже летальное осложнение. Каждый человек индивидуален, каждая операция – индивидуальна. Все зависит от пациента. Чем сложнее пациент, тем, соответственно, и операция сложнее.
Бывает так, что вместо двух-трех часов потратишь пять или шесть часов на операцию. Слава богу, с нашими анестезиологическими и реанимационными возможностями сейчас можно делать хоть сутки операцию, они пациента выходят. Поэтому, конечно, большое спасибо именно бригаде, потому что хирург не может один работать. Иногда настраиваешься, волнуешься, а потом приходишь в бригаду, которая стоит, улыбается, ждет тебя. Шелуха стресса слетает с тебя и начинаешь работать.
С опытом все приходит. Опыт! Хирург – это, прежде всего, опыт.
- Хирург должен быть физически выносливым?
- Безусловно. Выносливым, здоровым физически, естественно, не злоупотреблять сигаретами и алкоголем.
- Вы уже много лет работаете с роботом «Да Винчи». Какие возможности дает современная техника хирургам, она как-то кардинально расширяет возможности медиков?
- Мы – медицинский центр федерального уровня и я считаю, что в таком центре должны быть представлены самые передовые достижения нашей отечественной и зарубежной медицины и техники.
Есть области в хирургии, когда лучше использовать робот, а не руки и даже не лапароскоп. Виртуозность, подвижность - у робота много преимуществ и для хирургии он действительно очень нужен.
Но мало того, что мы должны научить человека хирургии, мы должны еще его научить понимать, чем отличается хороший инструмент от плохого. Любой хирург должен с закрытыми глазами определять, что это – подделка или оригинальное российское или зарубежный производство.
- А существует риск, что машина вдруг засбоит во время операции?
Сломался этот аппарат, ничего страшного, есть другой аппарат, можно заменить. Опять же, есть лапароскопический инструмент, а в торакальной хирургии – торакоскопический инструмент. Но с роботом должен уметь работать хирург, имеющий за плечами огромный опыт деятельности в открытой хирургии.
Нужно понимать, что высокотехнологичные аппараты, роботы – это всего лишь передаточное звено между хирургом и пациентом.
Главное – это результат, объем операции должен быть выполнен, и он должен быть выполнен за короткий период времени. Длительный наркоз – это не очень хорошо. Если использование робота очень удлиняет наркоз, создает какие-то сложности и не приносит при этом никаких дополнительных возможностей пациенту быстрее выздороветь, тогда это не имеет смысла. Поэтому большие операции иногда лучше выполнять открыто. Это вопрос опыта хирурга.
- В чем сложность онкоурологических вмешательств?
– Обычный общий хирург, если что-то сделал не совсем, может быть, грамотно, иногда и через десять лет может сделать «работу над ошибками». Но если ты при онкологии что-то сделал неправильное изначально, пусть это будет даже первая стадия процесса, и ты что-то не сделал в том необходимом объеме, который требуется для данной опухоли, то в этом случае через 10-15 лет можешь получить, к сожалению, генерализацию опухолевого процесса, причиной которой был именно невыполненный объем вмешательства изначально. То есть все взаимосвязано именно с началом лечения. Когда человек притрагивается к пациенту с опухолевым заболеванием, он несет колоссальнейшую ответственность за его дальнейшую жизнь.
– Если изъясняться канцелярским языком, перед Национальными медицинскими исследовательскими центрами поставлена задача адаптировать врачебное сообщество к единым требованиям по оказанию медицинской помощи. А что это означает на практике?
– Это означает, что ни один хирург-онколог или, например, мы, как онкоурологи, не можем говорить о каком-то заболевании и лечении его, не имея представления о мировом опыте. Все новое мы пытаемся обязательно использовать, обсуждать.
Мы должны говорить на одном языке, и вся наша страна должна говорить на едином языке. Для этого нужно чаще встречаться на различных конгрессах, вебинарах, лекциях, учиться друг у друга, созваниваться, приезжать друг к другу, устраивать мастер-классы. Нужно самообразовываться. Мы, как хирурги, обучаем в нашем центре практически всему, мы рассказываем обо всем.
Мы очень изменили за последние два года систему обучения в нашем Центре, она стала более разнообразной. Обучающемуся нужно показать свои хирургические возможности как в симуляционном центре, то есть практически наяву, так и в виртуальном режиме, с использованием программного обеспечения. Это как бы игра, но если ты что-то сделал не так, например, неправильно положил клипсу, то эта программа, естественно, тебе об этом скажет: «Вы можете ее так оставить, но через некоторое время эта клипса слетит». Значит, ее нужно переложить. И хирург понимает, что на этот момент нужно обратить особое внимание, что, например, клипировать сосуды нужно более тщательно.
Это обучение очень важно для хирурга, прежде всего, потому что ребята, которые сейчас приходят из институтов, достаточно неплохо теоретически подготовлены, но большинство из них в силу обстоятельств, в силу организации обучения не смогли почувствовать, ощутить руками, как это делается. Теоретические навыки у них замечательные, но вот практическое применение этих навыков хромает.
Наша задача – сделать так, чтобы у хирурга были цепкие глаза и руки, чтобы он по различным симптомам четко понимал, что должен сделать в данной ситуации.
Хирург четко знает, что при кровотечениях срок идет на минуты, появление даже минимального количества крови в дренаже – это не просто капля крови и можно пройти мимо этого пациента. Он должен остановиться и посмотреть, узнать, что оперировали у этого человека. Потому что, если это операция на брюшной стенке, капелька крови протекла, наверное, можно подождать, посмотреть. Но если это операция, например, на поджелудочной железе и появились через сутки-двое какие-то кровянистые минимальные выделения, это уже грозный симптом, и здесь ты не имеешь права пройти мимо, ты должен реагировать.
Поэтому мы уже купили симуляционное оборудование, различные тренажеры, которые позволяют создать различные ситуационные задачи, которые не каждый врач, даже владеющий этой специальностью, может пройти.
У нас будет возможность обучать не только наших ординаторов, но мы будем заниматься и специализированной первичной аккредитацией для хирургов всей страны.
Если даже учащийся поступает в ординатуру на платной основе, но за полгода он показал себя таким «агрессивным» хирургом с хорошими научными знаниями, который стремится и готов заниматься в том числе еще и наукой, то руководство нашего Центра может поощрить этих докторов. Особенно одаренным ребятам директор оплачивает даже повышение квалификации в зарубежной клинике, например, в течение месяца или нескольких недель.
- Как бы вы оценили развитие отечественной хирургии за последние, скажем, лет десять?
– Я бы не разделял хирургию отечественную и хирургию мировую. Хирургия, она и в Африке хирургия. Но в отечественной хирургии есть очень много уникальных разработок. Я сужу по патентам на научные изобретения, которые получают хирурги-онкологи и урологи по своим направлениям, например, по различным оперативным вмешательствам. Это говорит о том, что наша хирургия не стоит на месте, она развивается.
При этом, мы не можем издать свой патент, не сравнив нашу работу с зарубежными аналогами. Мы доказываем преимущества своего метода в активной борьбе. И некоторые наши достижения, патенты используются и за рубежом.
