Андрей Анатольевич Алексеев - один ветеранов НМИЦ хирургии им. А.В. Вишневского. Он пришел сюда в 1978 году ординатором, хотел быть абдоминальным хирургом, но под влиянием директора Института, врача-фронтовика Михаила Ильича Кузина стал комбустиологом. Профессор Алексеев всегда с неподдельным удовольствием рассказывает об истории Института Вишневского. Прежде всего, конечно, об истории Ожогового центра, которым он, главный комбустиолог Минздрава России, руководит уже 30 лет.
- Ожоги были всегда. Кто их лечил? Хирурги и травматологи. Долгое время спорили (и шутя, и не шутя): что же такое ожоги - хирургическая или травматологическая специальность? Травматологи говорили – это травма, поэтому травматология. Хирурги возражали – да, травма, но основной метод лечения – хирургический. Редко возникает необходимость в коррекции механических повреждений, которыми занимаются травматология и ортопедия. Даже если поражение до кости, все равно лечение связано с хирургическими манипуляциями – удалением нежизнеспособных тканей, пластикой, которая позволяет закрыть рану.
Теперь нас называют комбустиологами (от латинского combustum - ожог). Этот термин стал использоваться с 2000-х годов. Сначала его не все приняли, но потом привыкли, да и появление в документах Минздрава этого термина в контексте высокотехнологичной медицинской помощи сыграло свою роль. Но сути это не меняет: до сих пор в ожоговых отделениях работают и хирурги, и травматологи, однако надо понимать, что лечат ожоги не только они. Ожоги и ожоговая болезнь - мультидисциплинарное направление.
- Что это значит?
- Я начну с первых ожоговых коек, которые были организованы в Институте в 1946 году. Опыт Великой Отечественной войны показал, что ожоги – область медицины, которой нужно заниматься специально. Тогда не было клинических рекомендаций, как сегодня, в том числе в области ожогов. Не было четкой системы организации помощи таким пациентам. Что касается раневых повязок, была лишь масляно-бальзамическая повязка Александра Васильевича Вишневского. Антибиотики только начали применять, ожоговый шок лечили как обычный травматический, хотя они во многом отличаются течением, и терапия тоже должна быть разной.
И была дана установка – лечить, учить, исследовать. Все это надо было делать одновременно. Раздумывать было некогда, потому что американцы делали то же самое. Они прекрасно поняли, особенно после Хиросимы, какое значение имеет развитие технологий в области комбустиологии.
Поэтому в последующие годы одним из главных направлений деятельности Института была научно-практическая работа по созданию современных методов лечения пациентов, пострадавших от ожогов. Заниматься этой проблемой поручили Георгию Даниловичу Вилявину. Он, как и Александр Александрович Вишневский, тоже был военным хирургом.
Сегодня мы празднуем 75-летие Центра хирургии имени Вишневского, отталкиваясь от даты создания Института экспериментальной хирургии в 44-м году. Но по сути Институт Вишневского начался в 46-м году, в том числе с первыми ожоговыми койками.
- Ожоговое отделение было создано позже?
- В 1960-м, и к тому времени подтвердилась необходимость разработки технологий по направлениям «ожоговая травма» и «ожоговая болезнь», (многие из них сохраняют свою значимость и сегодня). Существовала Всесоюзная межведомственная проблемная комиссия, которая объединяла усилия всех специалистов страны, работавших в этой области. Возглавлял ее директор Института Вишневского Михаил Ильич Кузин. Пройдя войну, он прекрасно понимал значение хирургии ожогов и организации помощи пострадавшим.
В 1967-м году наше отделение стало Всесоюзным ожоговым центром, укрепив статус Института хирургии как головного учреждения в области лечения термических поражений. Во многом благодаря нашему Институту была сформирована система оказания медицинской помощи в стране. Наш Всесоюзный ожоговый центр методически помогал организовывать ожоговые отделения во всех республиках Советского Союза и в подавляющем числе регионов Российской Федерации.
- То есть инициатива шла из Института имени Вишневского?
- Конечно. Вот почему он ведущий. Был и остается. Технологии разрабатывались здесь, транслировались на регионы. Часть работ выполнялась в наиболее крупных центрах, таких городах как Ленинград, Горький, Куйбышев, Киев, Донецк, Харьков, Минск. Тогда в стране появилось больше 100 ожоговых отделений! И это была не просто инициатива – без соответствующих финансовых возможностей ничего не получилось бы. А они были, потому что этой проблеме уделялось самое серьезное внимание на государственном уровне.
Разрабатывались новые лекарственные препараты, мази, раневые покрытия. Появились новые возможности с точки зрения обеспечения операций, началось производство отечественных аппаратов-дерматомов, то есть всего, что требовалось для лечения пациентов с ожогами и ранами.
- И всем этим занимались сотрудники Ожогового центра?
- Я уже говорил вначале: ожоги –это мультидисциплинарное направление. Здесь задействована и абдоминальная хирургия, и торакальная, и сосудистая, потому что у больных с обширными ожогами осложнения, связанные с реакцией организма, так или иначе отражаются на состоянии всех органов и систем. Необходимы клинико-лабораторные службы для изучения биохимических, морфологических изменений у больных с ожогами. И, конечно, изучение иммунологических нарушений и микробиологии. Как можно назначать антибиотики без определения чувствительности микроорганизмов?
Поэтому в решении проблем ожогов участвовало много подразделений Института. 80-е годы стали временем расцвета нашего направления. Появились методы диагностики и лечения, которые также «объединили» раны и ожоги.
- Какие, например?
- Один из ярких примеров – абактериальные методы лечения с использованием локальных изоляторов. Что это такое? Были сконструированы специальные помещения (боксы), где чистый воздух ламинарным потоком поступал на больного. Один бокс – один больной, так отсекалась госпитальная инфекция.
Позже стали появляться флюидизирующие кровати для лечения пациентов с обширными ожогами – тоже один из вариантов абактериальной терапии. Но начиналась она с применения воздушных потоков.
- Это была отечественная разработка?
- Идея в какой-то степени была заимствована из зарубежного опыта, однако производили такие боксы у нас. Знаете, где? В Одессе. На заводе «Одессхолодмаш» (у нас в музее сохранился макет такой установки).
Потом мы пошли дальше – создали регионарный изолятор, чтобы можно было лечить раны и ожоги, не помещая в изолятор всего больного. Что-то вроде рукава, куда поступает воздух, температура и скорость потока которого меняются в зависимости от фазы раневого процесса. Это в значительной степени помогало предотвратить осложнения в послеоперационном периоде и добиваться хорошего приживления кожного трансплантата.
Надо понимать – новое в диагностике и лечении ран и ожогов необходимо было не только создать, но и доказать практическую значимость технологий и методов, внедрить в здравоохранение, чтобы не только в Институте Вишневского могли этим пользоваться, а в большинстве специализированных ожоговых отделений страны. Кстати, эта работа получила тогда Государственную премию.
- 80-е годы были расцветом. А потом?..
- В 90-е годы, когда все обрушилось, перед нами встала задача сохранить взаимодействие внутри страны и с нашим коллегами в бывших республиках. И, самое главное, – сохранить должный уровень оказания помощи ожоговым больным. Уровень, достигнутый благодаря тем работам, которые велись в Институте Вишневского с 1946 года, и опыту, который был распространен в ожоговые отделения России, всего Советского Союза. Это была очень нелегкая задача. Но это уже другая история.
Коллектив Ожогового центра, 2005 г.