Игорь Ремович Карапетян ─ заместитель главного врача НМИЦ хирургии имени А.В. Вишневского Минздрава России рассказал, как его судьба несколько раз возвращала в Центр хирургии, поделился, каким был Институт в разные десятилетия, а также привел аргументы, почему НМИЦ хирургии сейчас переживает период второго рождения.
Игорь Ремович, расскажите о себе и о своём пути в медицине.
Хирургом я решил стать в пятом классе после того, как меня прооперировали по поводу острого аппендицита. Эти операции тогда проводились под местной анестезией, поэтому в дальнейшем, когда выполнял эту операцию сам, понимал, что ощущает пациент на каждом этапе. И это мне помогало в обеспечении адекватной анестезии.
В выборе профессии большую роль сыграла наследственность. Моя мама долгие годы была главным терапевтом министерства здравоохранения Армении. Дядя был профессором кафедры госпитальной хирургии. И он, кстати, меня и научил делать первые разрезы и сшивать ткани уже в девятом классе. Он, будучи хирургом, занимался научно-экспериментальной деятельностью, у него шли эксперименты на собаках, а ассистентами его были я и мой брат, поэтому какие-то навыки мы уже имели в школьные годы.
Затем была интенсивная студенческая жизнь. Мы занимались хирургией можно сказать с некоторым даже самоотречением. Дежурили буквально через день в скоропомощной клинике с моим школьным другом, а потом и сокурсником в Институте. Это позволило нам уже к концу первого курса самостоятельно выполнять аппендэктомии, естественно, под присмотром опытных хирургов.
Что касается студенческой жизни, то на третьем курсе мною была выполнена большая экспериментальная работа. Эксперимент тогда длился около полугода. По результатам вышли две статьи в журнале «Хирургия».
После студенческих лет по своей инициативе я попросился в интернатуру в город Калинин, это нынешняя Тверь.
Почему именно туда?
Знаете, у меня была такая убежденность, что после окончания Института нужно расти дальше, а на родине были сложности с этим. И я решил переехать. Мне удалось в Твери попасть в очень хорошую клинику. У меня был индивидуальный наставник ─ хирург высокого класса, который занимался конкретно мной. И занимался серьёзно, у нас до сих пор с ним хорошие отношения.
Он очень интересно подошел к моему становлению, заставлял меня думать, анализировать. Я спускался в приёмный покой, осматривал там пациента, поднимался наверх, и наставник не жалел времени ─ мог со мной по полчаса обсуждать, спрашивать меня, с чем пациент был в приёмном покое. Я, предположим, говорю, ─ «с острым аппендицитом». «А почему вы так думаете, Игорь Ремович?» ─ спрашивал он.
Эта больница в Твери, Шестая городская больница, очень многое мне дала. И надо сказать всего за год. Это была очень передовая клиника. Мы каждый четверг ездили сюда, в Институт хирургии имени А.В. Вишневского, из Твери на общество хирургов. Тогда общество проходило один раз в неделю, был полный зал. И мы не единственные, кто из регионов приезжали на общество. Отделение, где я работал, было очень передовое. Заведующий отделением после каждой моей операции спрашивал: «Вы удовлетворены операцией? Как проходила операция? Как вы дифференцировали ткани в ране?» То есть, это была очень хорошая школа. И, кстати, это был 80-й год, а в отделении уже был «Шторцевский» лапароскоп.
Потом я уехал в город Вышний Волочёк, это еще 150 километров от Твери в сторону Ленинграда.
Почему?
Потому что мне сказали, что там открыта межрайонная хирургическая больница, в которой есть практически все хирургические направления. Это был мини-институт, там была и онкология, и нейрохирургия, и гнойная хирургия, травматология, то есть практически все хирургические профили. Работа там стала для меня продуктивной практикой. Трасса Москва-Ленинград проходила через этот город, то есть аварии происходили там постоянно, а значит, были и пострадавшие от аварий. Мы занимались всем.
То есть у вас не было определённого направления?
Я работал в отделении абдоминальной хирургии, но вместе с тем мы часто дежурили. И буквально через год, мне тогда было года 24, меня назначили ответственным дежурным хирургом. Бывало так, что поступало до 60 пациентов в сутки. Перевернётся автобус, и всех привезут к нам. Были пациенты с очень разнообразными травмами. Дорожная травма, ножевые ранения — годы тогда были неспокойные. Вот такая очень интересная и продуктивная работа была в течение четырех лет. Хороший молодой коллектив был, все друг друга поддерживали.
В 85-м году я поступаю в аспирантуру в Институт Вишневского в группу по хирургии поджелудочной железы под руководством профессора Данилова Михаила Викторовича. В 88-м году я защитил кандидатскую диссертацию по лечению панкреатических свищей и вернулся в Армению. Вернулся на Родину как раз во время землетрясения в 88-м году. Ситуация была экстренная, шоковая. Там меня определили заведовать хирургическим отделением. И я стал руководить процессом. Тогда некогда было думать, надо было действовать. Затем назначили заведовать этим отделением на последующие годы. Хирургическое отделение было на 120 коек. Проработал я там до 95-го года. Много оперировал, очень активная работа была.
В 1995 году поступил в докторантуру в Институт хирургии имени А.В. Вишневского, в ту же группу, к своим коллегам, которых хорошо знал. И опять по тематике поджелудочной железы. Это была достаточно интересная работа. Сейчас панкреатодуодональные резекции выполняются в основном при злокачественном поражении, мы предложили, и производили такие операции при хроническом панкреатите с преимущественным поражением головки поджелудочной железы. Успешно защитил докторскую диссертацию в 2000 году. После этого работал профессором на кафедре госпитальной хирургии. И в 2016 году опять вернулся уже с новой командой в Альма-Матер, был назначен на должность заместителя главного врача, кем сегодня и являюсь.
Вы очень целенаправленно шли к профессии.
Вы знаете, да, удивительно. Видимо, это и с характером связано. Когда я решил в пятом классе, что я должен стать хирургом, у меня больше никаких других мыслей не было. Никогда. И скажу больше — первый год, когда я поступал в Медицинский институт, я не добрал баллов. И тогда мне предложили фармацевтический факультет, от которого я отказался. Для окружающих это был шок, потому что попасть тогда в Ереванский медицинский институт, было очень сложно и престижно. Но я не пошел на другой факультет, а на следующий год поступил на лечебный. То есть у меня не было никаких сомнений, кем я должен стать в этой жизни.
А в чем сейчас заключается ваша работа?
Я приезжаю рано утром, провожу обход в реанимациях. Дальше у нас приём-сдача дежурства у Фёдора Митрофановича, главного врача Центра. Одновременно мы составляем планы на день, определяем задачи.
Кроме всего прочего, я являюсь заместителем председателя комиссии по госпитализации, а это такая перманентная работа. Хотя у нас распределены дни госпитализаций, часы комиссий, но вы понимаете, что в Центр пациенты поступают постоянно, безостановочно, поэтому бывают разные ситуации, и мы этим процессом занимаемся постоянно.
В Центре также создана комиссия по контролю за качеством лечебно-диагностического процесса, где я являюсь председателем. Мы регулярно проводим обходы в отделениях, затем докладываем о результатах этих обходов. Естественно, делаем замечания, какие-то выводы, но в основном стараемся помочь. Где-то нужно провести ремонтные работы, кому-то закупить оборудование, то есть комиссия не только констатирует факты, но и пытается помочь в решении этих проблем.
Регулярно участвую в консилиумах. Буквально час назад проходил консилиум по выбору тактики лечения пациента. Не всегда план, который был составлен лечащим врачом или заведующим отделением до госпитализации, реализуется, иногда приходится его корректировать. Поэтому перманентно проводим консилиумы.
Нередко меня приглашают и на телемедицинские консультации. Особенно, когда надо решать вопрос о переводе пациентов из региона в наш Центр. Тогда необходим и клинический, и административный ресурс, чтобы понимать, как это организовать, если есть в этом необходимость.
С начала Специальной военной операции отвечаю за формирование бригад и отправку врачей в новые или приграничные регионы. Организую эту работу, круглосуточно на постоянной связи с ответственным оперативным дежурным Центра Медицины катастроф, когда необходимо какие-то вопросы решать экстренно. Я и сам имею опыт военно-полевой хирургии. Работал в зоне боевых действий, в свое время возглавлял бригаду.
Надо сказать, что сейчас военные медики меньше нуждаются в нашей поддержке. Однако несмотря на это весь наш состав Центра попеременно выезжает в эти регионы. И это касается не только СВО, наши врачи и медсестры выезжают на места катастроф, чрезвычайных ситуаций, как в нашей стране, так и за ее пределы.
Пациент Центра хирургии Вишневского — какой он? Можно ли выделить группы пациентов?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо вернуться к истории Центра. На входе в главный корпус Центра есть памятник, который посвящен первой открытой операции на сердце, которую выполнил уважаемый Сан Саныч Вишневский (Александр Александрович Вишневский-старший). Должен сказать, что это был уникальный человек, который посвятил свою жизнь хирургии. Приведу небольшое отступление о личности Сан Саныча. Был очередной юбилей Института, на который была приглашена его супруга. Она рассказала такую историю. Как-то Сан Саныч приходит домой очень удрученный после встречи с каким-то именитым коллегой. Супруга его спрашивает: «Что случилось?». Он отвечает: «Ты знаешь, мне показалось, что мой коллега больше любит хирургию, чем я». Вы понимаете, что это означает для такой величины? Я привел пример с Вишневским, потому что именно Александр Александрович положил начало кардиохирургии здесь. И в дальнейшем она постоянно присутствовала и развивалась.
В 80-х годах в Центре стал работать сосудистый хирург с мировым именем академик Покровский Анатолий Владимирович. Это, естественно, позволило отделению сосудистой хирургии стать одним из ведущих в стране.
Самые сложные пациенты лечатся в наших абдоминальных отделениях. Первые операции на поджелудочной железе в стране выполнялись здесь. Раньше считалось, что поджелудочную железу вообще трогать нельзя. Было такое табу, потому что все попытки заканчивались печально. И вот первую операцию в нашем Институте провёл профессор Данилов Михаил Викторович.
У которого вы учились?
Да, я его считаю своим учителем.
Владимир Александрович Вишневский основал школу хирургии печени в Институте и можно сказать в стране.
Ручкин Дмитрий Валерьевич — один из редких хирургов, который занимается хирургией пищевода. Их на самом деле немного таких по стране. Это сложнейший отдел абдоминальной хирургии, требующий уникальных способностей от хирурга.
Уникальное и в стране, и в мире отделение лечения ран и раневой инфекции было создано Борисом Михайловичем Костючёнком, которое в последующем возглавил его ученик — Валерий Афанасьевич Митиш. Это отделение явилось школой гнойной хирургии для всей страны и остается до сих пор таковой.
С 2019 года в Центре большое внимание уделяется онкологической службе. Был создан онкологический консилиум, назначен внештатный главный онколог Центра Александр Анатольевич Грицкевич, который развил это направление. На сегодняшний день онкология в нашем Центре поставлена на высокий профессиональный уровень. Это всё на наших глазах создавалось, может быть, со скромным нашим участием. Мы видим результаты. Онкологический консилиум тоже меняется. Если сравнивать его от основания и сейчас, то это разный консилиум. У нас появился профессиональный химиотерапевт, который строго поставил вопрос хирургам. А мы, хирурги, знаете, нам бы только пациента затащить на стол. Но сейчас в корне изменились подходы, если нужна химиотерапия до операции, то — обязательно. Все с этим соглашаются, хотя, естественно, что всё обсуждается.
После прихода в Центр Амирана Шотаевича Ревишвили и Баграта Гегамовича Алекяна кардинально изменился подход к лечению пациентов с патологией сердца и сосудов. В Центре появилась уникальная возможность проведения лечения с мультидисциплинарным подходом.
Амираном Шотаевичем применяются уникальные методы диагностики и лечения аритмий, которые им же и разработаны.
Вообще это революция, если сказать прямо. Для практического хирурга, который работал в разные эпохи, это на самом деле революция, потому что мы видим результаты, уникальные результаты того, как можно правильно выстроить алгоритм лечения пациента и получить наилучший результат.
Какие изменения в клинической деятельности произошли за время работы команды, с которой вы пришли?
Начну не с того времени, когда я пришел в Центр в 2016 году. Я знаю Институт с 80-х годов и без преувеличения скажу, что сегодня происходит второе рождение Центра. Я просто в этом убежден. И вряд ли кто-то со мной не согласится.
Клиническая деятельность находится в неразрывной связи с материальной базой. Сегодня появились уникальные возможности для развития клиники. Это на самом деле беспрецедентное преобразование всего Центра. Соответственно у нашей профессуры, у наших докторов открываются новые горизонты, и они их успешно используют. Я видел Институт при четырех директорах. Сама атмосфера в Центре располагает сегодня к тому, чтобы люди творили, развивались. Изменения, которые произошли в Институте с приходом команды Амирана Шотаевича, кардинальны. Центр меняется во всех отношениях: во внешнем облике и внутреннем, и развитие идет по нарастающей. Наличие трех постоянно действующих консилиумов, совершенно новые подходы лечения пациентов ─ позволили разительно изменить основные показатели клинической деятельности.
Сейчас у нас созданы уникальные возможности лечения коморбидных пациентов. В этом заключается особенность и революционность подходов Центра хирургии имени А.В. Вишневского. В стране есть мощные, современные, с высококвалифицированными кадрами Центры, но только в Центре хирургии Вишневского столько отделений практически полного спектра хирургических направлений. В этом наша сила, которая правильно используется. Мы можем в один день застентировать сосуды, и в тот же день сделать, скажем, операцию на пищеводе. Можем даже три операции подряд провести у одного пациента. Это позволяет минимизировать послеоперационные риски у сложных пациентов.
Мы можем за одну госпитализацию работать в трёх направлениях и даже больше, если есть проблемы у пациента, то есть практически человек приходит к нам с одной проблемой, а мы обследуем его, находим ещё две и решаем все три в итоге. Таким образом, у него увеличивается и продолжительность жизни, и качество жизни не снижается.
А изменилось ли число пролечиваемых пациентов?
Да, значительно. Сегодня мы пролечиваем пациентов в 2 раза больше, чем в 2015 году. Если тогда было 5 тысяч, то сейчас больше 10 тысяч. Улучшились и качественные результаты лечения: с 2015 года смертность у нас уменьшилась в 6 раз. Это тоже уникальные показатели.
Давайте еще про будущее поговорим. Что нового планируется внедрить в организацию клинической работы, будут ли какие-то перемены для пациентов с вводом нового корпуса?
Что касается клинической работы, то у нас ежедневно что-то новое происходит. Мы ежедневно внедряем какие-то новые методики, появляются новые научные направления. Центр реагирует, наверное, одним из первых на эти направления, начинает их применять в практической деятельности.
Что касается ноу-хау, то сегодня Центр работает по каналам клинических апробаций, уникальных методов лечения и клинических исследований.
С вводом нового корпуса еще больше уникальных методов лечения станут доступны пациентам страны. Там есть гибридная операционная, которая позволяет расширить спектр и гибридных операций, и симультанных. Вводится операционная с гамма-ножом. Причем он у нас будет использоваться в разных направлениях, в том числе и в аритмологии, что является уникальным.
Лучевые методы лечения позволят нам замкнуть круг всех онкологических методов, которые сегодня применяются. Раньше на лучевую терапию мы были вынуждены отправлять в другие центры. Сейчас же у нас будет все свое: химия, лучевая терапия. Очень большие возможности будут в Центре высоких медицинских технологий и в плане диагностики.
Игорь Ремович, вернемся к вам. Что вас больше всего радует в работе?
Отвечу, может быть, неординарно на этот вопрос. В свое время я много занимался хирургией. Как-то мне пришлось оперировать мальчика 16-ти лет с колото-резаным ранением сердца. Ситуация требовала моментальных решений. Когда я вскрыл перикард, фонтан крови ударил в операционную лампу. И я понял, что второй такой фонтан мальчик не перенесет. Заткнул рану пальцем, и на пальце ушил сердце. На самом деле это длилось какие-то минуты, но мне показалось, что это была целая вечность. Вы представляете — напряжение предельное. Моя супруга ─ кардиолог, после того, как мальчик выздоровел, обследовала сердце мальчика, все было в порядке. Спустя какое-то время звонит нам домой мама мальчика. Моя супруга ответила на звонок. Мама мальчика и говорит: «Вы знаете, после операции всё очень плохо». Супруга спрашивает: «А что такое? Что случилось?» На что поступил ответ: «Сын стал в школе плохо учиться».
И другой случай вспоминается. В зоне боевых действий мне пришлось делать кесарево сечение, просто некому было это делать. Я откровенно скажу, что делал это впервые. Учитывая имеющийся опыт, понимал, что мне несложно операцию выполнить, сложно будет ребёночка достать. В общем, слава Богу, всё прошло хорошо. Родилась девочка. Родители со мной советовались, как её назвать.
Я до сих пор помню их имена. И мамы, и ребёночка, и мальчика, которого оперировал. Вот это самое главное в нашей работе.